Но у нас дело обстоит радикально иначе. С советских времён. Роль профсоюза у нас совершенно иная, чем на Западе, хоть слово вроде как одно. (Когда-то я даже писала-говорила, что нам надо поаккуратнее пользоваться западной терминологией, чтобы не навлекать на себя всякий раз упрёки в «неправильности» нашей жизни; но, к сожалению, услышана не была).
Так вот о профсоюзах. На Западе профсоюз – инструмент борьбы труда с капиталом. А у нас… по-другому. У нас роль профессиональных объединений трудящихся должна быть иной - в согласии с нашими традициями, психологией, историей. Какой именно другой? Об этом надо думать, искать формы, вспоминать прошлое.
Когда-то давно, ещё студенткой, мне приходилось работать в качестве переводчицы с делегациями иностранных профсоюзов, которые приезжали в СССР знакомиться с деятельностью наших отраслевых профсоюзов. Тогда о роли советских профсоюзов говорили примерно так. У нас, в СССР, профсоюзы – это инструмент улучшения общей работы. Профсоюзы заботятся и об охране труда, и об отдыхе трудящихся, окорачивают зарвавшихся начальников. Заметьте: не борются с ними, а скорее воспитывают. Тем более, что членом одного профсоюза был тогда и директор фабрики, и её рабочий.
Мне вообще кажется, что внутренняя борьба – та самая легендарная классовая борьба - это что-то не наше, даже чуждое нам. Нашему народу всегда хватало внешней борьбы, чтобы тратить силы на борьбу внутри себя. Она была – борьба, но она, на мой взгляд, не соответствует духу нашего народа. Классовая борьба, социальный аналог межвидовой борьбы за кормовой ресурс, это в химически чистом виде – англосаксонское явление. Не случайно Маркс и Энгельс базировали свои умопостроения относительно капитализма почти единственно на английском материале, считая немецкую жизнь – недоразвитой и вообще неправильной. (Совершенно как наши прогрессисты). Хочу быть верно понятой: внутренняя борьба есть и у нас, и везде, но у нас она не отвечает живущему в народной душе идеалу праведной жизни. Ну пусть не праведной – правильной. Идеал правильной жизни живёт в коллективном бессознательном любого народа. Так вот у нас, как мне видится, это скорее соединение всех русских людей для общего дела, общей жизни, а не борьба каждого против всех. Иными словами, идеал – это не победа в борьбе, а достижение такого положения, когда борьба не нужна.
В свете этой мысли у нас профсоюз – это инструмент скорее объединения, чем борьбы людей, стоящих на разных общественных позициях. Так, собственно, и сложилось при советской власти. Тогда профсоюзы назывались «школой коммунизма» (так когда-то назвал их Ленин). Определение это мало что объясняет, лучше смотреть, как это практически выглядело и насколько соответствовало реальным потребностям. Вообще, понять, какую роль играет то или иное общественное установление – не так-то просто. Одно дело – заявленные цели и задачи, и другое – роль в реальной жизни. Эта роль может быть совершенно иной, чем заявленная официально, и не по чьему-то злонамерению, а просто ходом вещей: сама жизнь обкатывает общественные институты, словно камушки в полосе прибоя.
Какова идеальная роль профсоюзов в нашем российском обществе? У нас это должно быть чем-то вроде средневекового цеха. Нам нужно организовывать общество как единство, а не как борьбу каждого против всех. В нашей холодной стране нет того избытка жизненных припасов, чтобы тратить их на внутреннюю распрю. Разумеется, люди безответственные или злонамеренные могут раскачать сознание людей до распри. Разительный пример – феминистки, которым удалось кое-кому внушить, что мужчины и женщины – враги, а вовсе не друзья и союзники в общей жизни.
Важно понимать, что внутреннюю распрю как образ жизни могут себе позволить только очень богатые и благополучные общества. Общества, где есть избыток ресурса. Не случайно во время войн и бедствий в любой стране запрещаются забастовки, демонстрации, массовые выступления и т.п. Почему? Да просто потому, что это огромная затрата ресурсов. Нам нужно соединение, а не волчья борьба за кусок мяса. Не случайно, видимо, рассказывают старики, как дружно жили люди в эпоху подлинных бедствий и как они перегрызлись, когда жизнь стала неизмеримо легче и сытнее. В моменты бедствий включается инстинкт выживания народа, повелевающий людям сплачиваться и помогать друг другу.
Любопытно, что слово «борьба» было одним из самых ходовых в советском политическом лексиконе. За что только не боролись! Колхозники вели битву за урожай, рабочие – за рост производительности труда, школьники – за повышение успеваемости. Но вот что интересно: вся эта борьба (словесная и истинная) была ЗА, а не против кого-то. Это стратегически важное отличие. Подлинная, конструктивная борьба и должна быть всегда борьбой ЗА, а не против.
Глядя на профсоюзные награждения, не перестаёшь удивляться советскому стилю, который так и вылезает изо всех пор нынешнего хозяйственного и общественного быта. И это не просто стиль как что-то внешнее и поверхностное. Это – глубинное и сущностное. Современная жизнь усвоила, переварила советскую жизнь и сделала из неё, что-то иное. Это ещё не третий член гегелевской триады, но уже на пути к «синтезу». Когда-то таким манером принятое Русью христианство вобрало в себя и переварило древнее язычество.
Какова роль предпринимателя в этой конструкции? Вот лично моя роль в сельском хозяйстве – какая? Об этом я размышляла на банкете.
После торжественной части особо заслуженные труженики сельского хозяйства были приглашены отобедать в лучший ресторан города, названный почему-то по-французски - DÉJÀ VU. Почему уж угнездилось это название «посреди степей» – сказать трудно, но поразителен его символизм: правда ведь – дежа вю. В жизни вообще часто встречаются удивительные символы, надо их только увидеть, а мы, замороченные, пробегаем мимо.
В «Дежа вю» произносили не речи – тосты. И вот один из деятелей одного из довольно крепких хозяйств сказал: «Двадцать лет назад наше хозяйство лежало на боку, была сплошная разруха, денег не было ни копейки. И тут пришёл – инвестор. Благодаря его деньгам хозяйство поднялось, и теперь мы имеем приличные урожаи, люди имеют работу, зарплату, как это было прежде, во времена совхоза». Поразительное дело! Этот самый «инвестор» - ведь он – новый собственник, хозяин. Он – владелец всего. Согласно учению о классовой борьбе – эксплуататор. А ощущается – как спаситель. Вполне возможно, потому, что «эксплуататор» в первые годы своей деятельности вряд ли что-то существенное получает от хозяйства. Вернее так: если положение улучшилось – почти наверняка не получает, а продолжает вкладывать; это мне известно по опыту. Что будет потом? Ну, до этого ещё дожить надо – до «потом»…
Какова в принципе роль предпринимателя в нашей стране? В принципе, как это должно быть?
Если обратиться к нашей собственной российской же истории, мы видим интересную картину: практически ВСЯ промышленность была у нас создана либо старообрядцами, либо иностранцами. О. Сергей Булгаков считал, что роль старообрядцев в русской промышленности сродни роли протестантских сект в западной. Мне эта мысль кажется несколько односторонней. Впрочем, мне пока не удалось найти удовлетворительных фактических материалов на эту интересную тему, но похоже, что было тут и сходство и различие.
Предприниматель-старообрядец играл роль своего рода отца, который берёт на себя руководство жизнью общины: он и к делу приставит, и накормит, и наградит, и сурово накажет при провинности, и по возможности позаботится о каждом. Не случайно Морозовы, Прохоровы строили приличные по тем временам жилища для рабочих, ремесленные училища, больницы. Я, кстати, видела в Твери один из таких домов, где были даже современные удобства. Это не была благотворительность в западном смысле – это была забота о семье.
Русская предпринимательская психология отличается от западной. Русский не смотрит на работника как на «говорящее орудие», как на инструмент производства, который пока не удалось заменить машиной. Вообще, отношение предпринимателя и работника у нас имеют выраженный патриархальный привкус. Предприниматель вроде как берёт на себя моральную ответственность за того, кого нанял. Я помню, когда только начала свой торговый бизнес – и ту тебе кризис 1998 г. Помню свою первую, самую непосредственную, реакцию на известие о повышении доллара втрое: «Как же я им зарплату-то буду платить?». «Им» - это двум моим сотрудникам. Что можно «их» просто выгнать – как-то в первый момент не подумалось. Думалось словами отца, советского директора: «Завалить работу, подвести коллектив – нет, это никак невозможно допустить!» - в моменты стресса человек возвращается к архетипам, живущем в коллективном подсознательном – вот я и вернулась к патриархально советскому архетипу.
Не случайно у нас предприниматели очень на любят увольнять трудящихся. Западный бизнесмен при любом спаде конъюнктуры тут же реагирует увольнениями. Наш – терпит до последнего. Уж и денег нет, а не увольняет. Бывает, конечно, по-разному, но тенденция такая – есть.
Разумеется, все мои рассуждения о предпринимательской психологии, касаются тех бизнесменов, что создали свои бизнесы сами и деньги заработали сами, а не получили по приватизации. Тех, кто приватизировал задаром советские сырьевые, металлургические и подобные предприятия – этих людей я не знаю и в рассмотрение не беру. Это не мой круг и не мой уровень, а рассуждать о том, чего не знаю предметно – стараюсь избегать. Хотя в принципе приватизация советского наследства, а паче того – минеральных ресурсов, кажется мне, как, наверное, и всем, гигантской несправедливостью, не разобравшись с которой невозможно двигаться вперёд.
Нам нужно государство-семья, где всем есть место и все вместе: и предприниматель, и рабочий, и торговец. Это близко к концепции корпоративного государства. Вернее так: государство-корпорация, где все заняты единым делом, каждый на своём месте – это лишь одна из сторон подходящей для нашего народа модели правильной жизни. Кстати, Ленин где-то говорил: надо превратить всю страну в единую фабрику. Но это, повторюсь, лишь одна часть дела. Нам нужно государство-семья, где один за всех, все за одного. Где во главе – мудрый отец, где все заботятся обо всех просто потому, что они – свои. Забота состоит в том, чтобы всех выучить, к делу приставить, обеспечить пропитанием, строго спросить за исполнение, пресечь недостойное поведение и при надобности наказать за него. То, что пытаются насаждать сегодня, это государство-рынок, где каждый за себя и каждый норовит надуть другого. Наш народ от такой жизни – звереет. И то общее озверение именно и коренится в том гигантском насилии над народной душой, каким было и есть насаждаемый у нас чуждый образ жизни и образ мысли. На празднике урожая в Сальске я увидела, как сама народная жизнь пытается перерабатывать этот чуждый образ жизни, делая сносным и отвечающим народному естеству.
Вот такие мысли пришли мне в голову в степном захолустье в ресторане с французским именем ДЕЖА ВЮ.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →