Но до чего же всё это древнее, заскорузлое и само себе не интересное. Вот верное определение: само себе не интересное. Из науки ушли не деньги, не кадры – ушла душа. Душа мира способна приходить в какие-то сферы жизни, и тогда они расцветают, а может взять и уйти - тогда они усыхают, сами к себе теряют интерес, перестают привлекать людей и постепенно умирают. Почему это происходит? Кто знает… Надо признать, что в истории есть что-то мистическое, необъяснимое, иррациональное.
В 50-60-е годы наука, научная профессия была сверпрестижной, сверхмодной. Работать в НИИ, преподавать в вузе было престижно и желанно. Старики говорят, что это высоко оплачивалось. В 70-е годы, которые я помню, больших денег академическая наука не сулила, но всё равно это было престижно. На что-то эти институты, сосредоточенные в районе метро Академическая – Профсоюзная, влияли. Все эти институты экономики, США и Канады, мировой социалистической системы, Дальнего Востока и прочие-прочие проводили какие-то исследования, на базе которых формировалась государственная политика. Ведь что человеку на самом деле надо? Чувствовать себя нужным, на что-то влияющим. Сейчас всё это скукожилось, усохло, никого не интересует. Да и сами себя они не интересуют. По-прежнему там защищаются какие-то диссертации, выпускаются «Труды», но это всё по инерции, потому что как-то не хватает решимости всё это закрыть и мирно разойтись по домам. Ну и опять же материальная поддержка старикам, а то куда они пойдут перед самой пенсией. Душа оттуда ушла необратимо. Дай денег – поблагодарят и потратят, но по существу ничего не изменится.
А недавно была я в МИДе: там одному художнику-любителю из тамошних сотрудников устроили выставку. Мне было любопытно посмотреть не столько выставку, сколько само здание: в 80-х годах, когда полздания принадлежало Минвнешторгу, я там недолго работала.
Изменилось там мало. Всё тот же высокий и мрачный вестибюль, столовая, где я когда-то покупала вкусные жареные пирожки с мясом: их там прямо и жарили. Теперь пирожков нет.
В том холле, где была выставка, свежий ремонт, так что не сказать, что здание запущенное. Но души – нет. Не интересно всё это. Пошли мы в столовую пообедать; я съела какую-то котлету. Сижу – разглядываю публику. Впечатление такое, словно окунаешься в 70-е годы. Даже одеты люди в том стиле. Девушки в юбочках колоколом миди, выше – белая блузочка, поверх джемперок с V-образным вырезом. Мы так одевались в 70-е годы, помню сама я такие юбочки шила, даже вспомнила, как раскладывается выкройка на ткани.
Подсел к нам мужчина лет под шестьдесят, приятель того самодеятельного художника. Тоже словно выходец из тех времен: серый костюмчик и очки! Очки будто из того времени – эдакие каплеобразные в металлической оправе. И слегка облупившиеся, что усугубляло впечатление их древности. «Сейчас он расскажет что-нибудь антикварное», - подумалось мне. И он заговорил о том, как он защищал свой диплом в 70-х годах. История вроде забавная: как он использовал там материалы, вычитанные в строго запрещённом в СССР «Плейбое» - что-то об автомобильной промышленности. Потом как-то перешёл на разговор о том, как он уважал своих родителей и страшно боялся совершить что-нибудь такое, что могло их скомпрометировать. Чувствовалось, что он и сегодня – сын того влиятельного и высокопоставленного отца, это его главная жизненная роль, новую он не научился играть.
Тогда в МИД шли дети из семейств престижных и руководящих: из партийной, реже хозяйственной верхушки, из верхушки того же МИДа. Интересно, кто идёт сегодня?
Самое забавное, что я увидела в МИДе, располагалось внизу, в цоколе. Там был …базар. Продавали всё – от книг до уральских самоцветов: мёд, орехи, соленья, колбасы, ночные рубашки-пижамы, сушёные грибы, дешёвую и качественную белорусскую обувь. Народ толокся, покупал. Купив что-нибудь, дипломаты с пакетиками поднимались в свои рабочие кабинеты.
Я сразу представила: вот в МИД РФ вызван посол иностранной державы. Он, как полагается, подъезжает к подъезду в лимузине с флажком, а отъезжает – с пакетиком. А в пакетике – домашние соленья. Может, и пижаму жене прихватил – из качественного белорусского трикотажа. Вообще, в МИДе любят всё белорусское. Мне рассказывали, как там чисто, какой порядок. Честно говоря, мне давно хочется посмотреть своими глазами Белоруссию, так что мы договорились съездить вместе в Минск.
Словно на том свете побывала… А ведь когда-то! Боже мой: МИД, работать в МИДе – предел желаний. А потом – душа ушла, и не вернуть ей. И люди какие-то бывшие, потёртые, молью траченные. И не помогает даже окраска стен под венецианскую штукатурку и новые лифты.
А где она сегодня – душа мира? Не знаю… В бизнесе? В банках? Где бодрость, энергетика где? Куда идут самые витальные, пробивные, креативные (не люблю это слово, ну да ладно)? Что-то не видно…
У нас – по-моему, самые витальные идут в госсруктуры, чтобы завершить процесс разворовывания страны. Других целей и задач там нет. Да и вообще, в последние несколько лет (после 2008 г. это стало особенно рельефно) нарастает общее ощущение ДОЖИВАНИЯ. Нет ни желания что-то большое осуществить, ни веры в то, что это вообще возможно. Так – доживём как-нибудь, уткнувшись в телевизор или в iPad и по возможности отгородившись от подступающего мерзкого внешнего мира.
Отгородившись в том числе и физически. Мои вчерашние друзья живут в своём вполне среднего калибра доме на Мичуринском проспекте, загороженном металлическим забором с кпп и бдительным охранником. Чтобы въехать на машине, хозяйка квартиры должна загодя звонить на кпп и заказывать пропуск машины, давая все данные: марка, номер. В подъезде – консьерж из бывших военных, всё не по-детски. Но это ещё ничего: в ЮАР и Зимбабве мы видели колючую проволоку, окружающую поселения «приличных» людей. Это мировой тренд.
Ощущение такое, что душа мира сегодня – СМИ и индустрии развлечений, шоу-бизнесе и всех этих обезьяньих плясках. Их задача – «навеять человечеству сон золотой», чтоб не рыпались и не пытались сбросить с себя морок. Ощущение такое, что сегодня лучшие силы сосредоточиваются в производстве «духовной сивухи» (выражение Ленина) разных сортов. И наша страна тут весьма в тренде. Изменить что-то в реальности – нет сил, потому пытаются примирить с тем, что есть или заморочить до полного непонимания окружающего. А всё остальное – впадает в летаргический сон, переходящий в смерть.