А вот к чему.
Вот отправили проворовавшегося в пух и прах Сердюкова в отставку. Не на лесоповал, даже не командовать взводом в Забайкальском военном округе, а – в отставку. А его фаворитка и вовсе куда-то пропала. Ну, пропала – понимаете? Может, за границу уехала, развеяться. Никто с неё подписки о невыезде не брал, т.к. дело и не было возбУждено, как выражаются прокурорские работники. Какой-то пограничный чин солидно объясняет, что отследить, куда именно отбыла гражданка такая-то, можно только, если возбуждено дело, а так – не моги! Не нарушай privacy и права человека.
Нельзя, впрочем, исключать, что дело возбудят, будут что-то там такое расследовать. Но потом всё кончится пшиком за отсутствием должных доказательств. А доказательств не будет, потому что все эти смешные конторки, которыми обрастает любая казённая организация, - это независимые частные фирмы, и их бесконечное множество, они невесть кому принадлежат, невесть как и кем управляются, и мгновенно исчезают, и концов не найдёшь. Все знают, что через них сосут государственные соки, а поди докажи! И пошла нудьга-сопля: а знал ли? А сознавал ли? А предвидел ли последствия своих действий? А стремился ли к наступлению этих самых последствий? Каждому понятно: конечно, всем заведовал Сердюков и, более, чем вероятно, кто-то выше Сердюкоова. Но доказать это процессуально – НЕВОЗМОЖНО. В принципе. Потому что презумпция невиновности, потому что принцип персональности уголовной ответственности (т.е. отвечаешь только за себя). Потом можно комфортабельно заболеть (а у 50-летнего мужчины не спортивного сложения, со следами вредных привычек на челе, всегда можно нарыть какое-нибудь заболевание), и тогда… Тогда уж точно ничего не будет. И восторжествует «принцип гуманизма» нашего уголовного процесса – такой, помнится, мне тоже когда-то преподавали. И всё будет чрезвычайно хорошо.
И все останутся при всём: при домах, квартирах на «Золотой миле», при картинах, бриллиантах и мерседесах. Потому что собственность у нас священна и нерушима, а процессуальные нормы – обязательны к соблюдению: чай не 37-й год не дворе! И то сказать: не в подвалах же Лубянки выколачивать у приличных людей номера их счетов в швейцарских банках? То страшное время давно кануло в Лету, придавлено мемориальным камнем, что в сквере возле Политехнического музея. Так что всё будет мило и интеллигентно: кому надо – выедут за границу, кому не надо – останутся, и всё пойдёт, как шло.
Так к чему же здесь «Слава КПСС!»? А вот к чему.
КПСС в жизни советского общества играла весьма многогранную и многоаспектную роль. Официально она называлась «руководящей и направляющей силой советского общества».
Одна из её многообразных функций была функция сдерживания. Кого и чего сдерживания? А вот таких товарищей, как Сердюков, купно с их боевыми подругами и безразмерными имущественными вожделениями.
Как это осуществлялось? Каждый руководитель был членом партии. Как это происходило? Что было первично, а что вторично: членство в партии или руководящая работа?
Было так. Обычно, люди активные, стремящиеся к первым местам в жизни, вступали в партию ещё в комсомольском возрасте – до 28 лет. Это было проще – через комсомол. Вступить в партию было не слишком трудно, но какой-то барьер был. Тебя туда ДОПУСКАЛИ и уж никак не завлекали и не заталкивали. Требовались рекомендации, тебя обсуждали: достоин ли? Гораздо проще было вступить работягам: партия всё-таки считалась пролетарской, а гораздо больше стремления туда вступить демонстрировали «образованцы», ну вот и получалось так, что рабочих иногда в партию приглашали, а они отказывались. Но в целом вступление в партию было неким достижением. Само по себе членство в партии ничего не давало. Более того, членство в партии предполагало более высокую меру ответственности . За что ответственности? Да за всё. Помню, когда при Горбачёве начали гонения против пьянства, первых стали наказывать коммунистов. Помню, в торговой палате был какой-то закусон на симпозиуме, так коммунисты старательно читали этикетки какого-то грушевого крюшона: нет ли полпроцента алкоголя? Коммунист, считалось, обязан быть примером для вех трудящихся – в труде и в быту. Его можно было вызвать на заседание парткома и, нахмурив лоб, спросить… да что угодно спросить: как это он живёт сверх средств, т.е. тратя явно больше официальной зарплаты, как он воспитывает детей и почему они практикуют чуждые нравы. Я знакома с одним пожилым человеком, который был в детстве и юности сыном крупного партработника. Он вспоминает, как он всё время боялся как-то скомпрометировать и бросить тень на своего отца. Но это, так сказать, коммунист вдвойне, но и просто члену партии могло нагореть за неправильное поведение отпрысков.
Коммунисту полагалось быть «морально устойчивым»: не бегать за чужими жёнами, а жить со своей; разводы не поощрялись и не считались целиком личным делом. Полагалось коммунисту быть ещё и «скромным в быту». Имелось в виду, что жить он должен в пределах своей зарплаты и тех дополнительных благ, которые прилагаются к должности. А за любые инициативы по повышению собственного благосостояния могло крепко нагореть. Помню, моего отца, в бытность его директором завода в Егорьевске, проверяли на предмет роскошной хрустальной люстры, которая висела у него в служебном кабинете. Не дома – в кабинете! Но он блестяще доказал, с привлечением местных краеведов, что она тут висела всегда, ещё задолго до его проявления.
При Ленине был так называемый «партмаксимум»: руководящий коммунист не имел право зарабатывать больше какого-то предельного уровня. Эта норма восходит к принципу, сформулированному ещё Парижской коммуной: коммунистический чиновник должен зарабатывать на уровне квалифицированного рабочего. Был ли отменён партмаксимум или умер сам собой – не знаю. Но в дальнейшем его не было, сколь я понимаю. Партмаксимума не было, а страх божий – был. В каких-то формах до самого 90-го года был…
Я ещё помню, внешторговские «выездные характеристики», выдаваемые сотрудникам, направляемым в заграничную командировку. Они заканчивались сакраментальной триадой: «политически грамотен, морально устойчив, в быту скромен». Написала и вспомнилось. Была там ещё любопытная фраза: «Семейное положение – разведена. Причины развода парткому известны». Значит, могли, могли спросить за развод.
Повторюсь: чтобы спросить с коммуниста, не требовалось специальных оснований и соблюдения процессуальных норм. В некотором смысле действовала своеобразная презумпция виновности: ты должен был «отбрёхиваться» и «доказывать, что ты не верблюд». Конечно, партийная разборка могла закончиться не посадкой в тюрьму, а, максимум, исключением из партии, но и это было большо-о-ой неприятностью и фактически крахом карьеры. Впрочем, при Сталине партийная разборка часто бывала прелюдией уголовного разбирательства. Но в памятные мне советские годы этого уже не было.
Иными словами, партия допускала внепроцессуальную расправу для своих членов.
То есть. Член партии имел дополнительную меру ответственности сравнительно с не-членом. Что сходило с рук беспартийному кадру – не сходило коммунисту. Зачем же ему нужна была вся эта морока? Ну, отвлекаясь от мотива истинной идейности, который сильно пожух в брежневские времена, был и простой практический мотив. Карьерный. Обычно из членов партии подбирались руководящие кадры: высшее образование, молодой коммунист – ну, назначим его…, пора расти молодому товарищу. Для этого, собственно, большинство и вступало в партию. Не всегда так вот попросту объясняли они свои мотивы самим себе, но по сути – так. И не надо морщиться: молодому человеку хочется быть в центре жизни, расти, пробиваться на первые места – это нормальный порядок жизни.
Но занимая не то, что реальное руководящее место, а просто оказываясь там, откуда потенциально можно стать начальником (а можно и не стать, очень даже свободно), человек заранее принимал на себя дополнительную меру ответственности.
В результате в советское время наши начальники держались в неких рамках приличия. Когда читаешь о тогдашних скандалах и злоупотреблениях – просто смешно и грустно – вроде воспоминаний о детских шалостях.
Сейчас все пошли вразнос. Русский человек вообще ни в чём не знает меры – ни в подвиге, ни в свинстве. У него нет внутренних рамок – значит, нужны внешние.
Вообще-то лучший сдерживающий фактор – это такая неосязаемая вещь, как совесть и честь. То и другое коренится в вере. Не обязательно в религии в обычном смысле, но всегда в вере. Это может быть коммунистическая вера, может быть любовь к государю и преданность императору. Вера – это нечто нерациональное, не логическое, не эмпирическое, но то, что реально руководит людьми. Сегодня религиозная вера, честь в значительной мере утеряны во всех странах. Сегодня есть одно божество – деньги. Отсюда, между прочим, разгул коррупции во всех странах. Раз бог – это деньги, значит ради денег всё позволено. Коммунистическая религиозность умерла раньше смерти советской цивилизации. В смысле поклонения золотому тельцу мы давно и прочно «вошли в европейский дом», как выражался в своё время Горбачёв.
Так что в отсутствии сдерживающих факторов в виде совести и чести – насущно необходимы факторы внешние – дополнительная мера ответственности для чиновников и возможность внепроцессуальной расправы. Чести нет и в помине – наши чиновники многократно и наглядно, даже художественно, это продемонстрировали. Кто-то из журналистов написал: будь Сердюков офицером – он сам бы подал в отставку. Это неверно. Будь Сердюков офицером, слугой Престола и Отечества, - он бы не подал в отставку – он бы застрелился. Но ничего такого, как вы понимаете, не происходит.
Вот бы Единой России завести в своих рядах подобную практику! Если уж без политкорректных околичностей, то ЕР – это, безусловно, правящая партия, вроде КПСС. Но КПСС ухудшенного образца, она не способна решать вопросы, даже отдалённо подобные тем, что когда-то решала КПСС. И кадры ЕР соответственные: жидкие, лживые, вороватые и ленивые. Но ведь не введут, куда же…
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →