domestic_lynx

С 5 ноября до 2 декабря пройдёт  всероссийская акция «День борьбы против ЕГЭ», запущенная партией «За правду». 

В этой новости вообще-то нет ничего нового. Сколько  существует ЕГЭ, столько же времени длится движение за его отмену. Помню, лет пять назад на Московском экономическом форуме всем участникам активисты какой-то организации предлагали подписать петицию за отмену ЕГЭ. 

Мне, признаться, кажется, что «заправдисты» не столько хотят отменить ЕГЭ, сколько напомнить о себе и улучшить свой имидж. Среди избирателей много родителей старшеклассников, а они все относятся к ожидающему их детей ЕГЭ со смесью страха и подозрения. ЕГЭ однозначно имеет в общественном сознании отрицательную коннотацию. А «заправдисты» тут как тут: «Да! Да! Плохой этот ЕГЭ, ату его! Отменить!» Ну а раз ЕГЭ плохой – значит, партия «За правду» - хорошая. 

Можно ли и нужно ли впрямь отменить ЕГЭ? Что  нас в нём не устраивает? 

Говорят: при нынешней системе школьники не учатся, а натаскиваются на ЕГЭ. На предметы, по которым они не планируют сдавать ЕГЭ, они плююют.  Это, в принципе, плохо. А если ЕГЭ не будет, а будут вступительные в вуз – они будут учить все предметы? С какой стати? 

Патриотическая общественность взывает: верните нам советскую школу!  Широко распространено представление: советская школа была прекрасна, а потом – испортилась. А западнические эксперименты её вконец добили. Вот и надо возродить советское образование. Такие речи я слышала не раз. Помню, когда-то меня даже пытались вовлечь в общественное движение за отмену ЕГЭ как особо одиозное, по мнению многих, отступление от традиций советской школы. 

Возможно ли возродить советскую школу? Очевидно, нет. Реставрировать прошлое, как бы прекрасно оно ни было – практически невозможно. Любой общественный институт связан мириадами нитей со всеми остальными большими и малыми явлениями, обычаями, потребностями, предрассудками своего времени. Ушло время – с ним уходит и свойственный ему общественный институт. Всё это в полной мере относится к школе – важнейшему общественному установлению, накрепко связанному со всем строем жизни общества. Чтобы возродить советскую школу, надо как минимум возродить советскую жизнь. 

И потом вопрос: а какая советская школа, какого периода кажется сегодня столь неоспоримо прекрасной? Если речь о школе хрущёвско-брежневской поры – тут можно сильно поспорить. Все уродства современной школы – высшей и средней – были заложены именно в то время.  Я отлично помню ту пору и ту школу, т.к. сама училась на рубеже 60-х и 70-х. К тому же я – внучка двух учительниц. 

Накануне нового учебного года все гадают, как он начнётся: онлайн? Офлайн? С энтузиазмом подхватили  незатейливую мысль колумнистки ‘The New York Times’ Нелли Боулз,  онлайн – это для бедняков, а престижная публика выбирает живые сервисы. 

А как по-другому-то может быть? Всё, что становится общедоступным – автоматически перестаёт быть  престижным, и фокус престижа смещается на то, что доступно не всем. Когда большинство было селянами и работало в поле – иметь загорелую физиономию – это было «фи». А когда большинство стало работать в закрытых помещениях – загар стал признаком дорогостоящей праздности. Престижным стал. Ровно так же и гаджеты, и онлайн сервисы.  К качеству и эффективности это отношения не имеет – только дороговизна и недоступность. 

То, что сегодня происходит в образовании, гораздо значительнее и шире всех этих горячих дискуссий про онлайн и офлайн. Та или иная система организации учебного процесса – это техника. А суть  гораздо масштабнее. И состоит она в  тектоническом сдвиге образовательной парадигмы. Короновирус и все сопутствующие ему ужимки и прыжки – это просто проявитель, возможно, катализатор этого сдвига. Слома прежней парадигмы. 

Мы упорно не хотим этого замечать. Нам кажется, что всё это ошибка, происки врагов и достаточно вернуться к доброй советской школе, как  морок развеется и всё будет чрезвычайно хорошо, как говаривал герой Ильфа и Петрова.  

Так уж повелось, что каждый год на склоне лета я пишу об образовании. Что нового в этом сезоне? 

«...если в начале 2000-х в систему среднего профобразования (СПО) шел только каждый третий девятиклассник, то в 2019 году - уже больше половины. Эксперты прогнозируют: в 2020-м прием в колледжи может побить все рекорды», - сообщает «Российская газета». 

Да, выпускники 9-х классов всё охотнее идут в техникумы и ПТУ (выражаясь по-старому). Притом идут не худшие, как это было в мои школьные годы, пришедшиеся на 70-е. Сегодня идут часто лучшие. Самые практичные, решительные, готовые изменить наезженную колею  на  новую.  Есть мнение, что ученики просто боятся ЕГЭ, но мне кажется, это не главная причина. Главная: они боятся никчёмности и пустопорожности. Ненужности своей боятся. Ненужности не просто на рынке труда, а шире – в жизни. И хотят получить профессию. Ремесло. Умение, которое позволит и заработок иметь и какое-никакое самоуважение.

Норвежский экономист Эрик Райнерт как-то сказал, что бывают времена, когда знания и умения, прежде укоренившиеся и широко распространённые, забываются, словно их не было. И речь не о том, что преодолено поступательным движением цивилизации. Нет – просто забыто. Обронено по дороге к вершинам прогресса. Обнулилось. 

Мысль Райнерта пришла на память не в связи с экономикой, а с делом малым и домашним. Дочка, уезжая на неделю, попросила позаниматься английским с её учеником – она, как многие, подрабатывает репетиторством, благо, желающих хватает. Теперь почти у каждого школьника — репетиторы, английский — самый ходовой предмет. 

Пришёл мальчонка девяти лет, симпатичный, вежливый, из хорошей семьи.В нашем посёлке они на даче, а вообще-то живут в Москве.  Через пять минут выяснилось, что он… не умеет писать. Нет, не по-английски, Бог с ним, с английском, а в принципе не умеет - нет навыка письма. Ручку держит криво, буквы наползают друг на друга, пишет каждую, словно впервые. А ведь отучился два года! Притом, в приличной московской школе на Юго-Западе. Загадка! 

Я давно говорю: наши интеллектуалы, прозванные в последнее время креативным классом, на самом деле анти-креативны и прискорбно подражательны. К тому же страдают космополитизмом и низкопоклонством перед Западом. Впрочем, может и не страдают, а как в старом анекдоте, «ловят от него кайф». 

Стоило  Америке взбаламутить фем-движение «Me too», где старушки массово обвиняют статусных дженльменов в сексуальных домогательствах тридцатилетней давности, как пошла аналогичная движуха  у нас: на филологическом и историческом факультетах МГУ обнаружились факты самого возмутительного харрасмента.  Тут же родился патетического стиля документ «Открытое письмо студентов, аспирантов, преподавателей и выпускников МГУ имени М. В. Ломоносова и неравнодушных сотрудников и студентов других университетов против сексуальных злоупотреблений и харассмента в университетской среде».  

Обидно! Не за харрасмент, конечно, а потому что в ведущем вузе страны не смогли выдумать ничего мало-мальски оригинального, местного, своего. Даже перевести слово «харрасмент» не сумели – филологи хреновы! Нельзя перевести? Как переводчик по давней профессии скажу: перевести можно всё. Правда, очень часто при переводе обнаруживается полная бессодержательности и даже бессмысленность оригинала. А по-иностранному, знаете, звучит. Как непонятная песня иностранной рок-группы. 

Так что же – никакой проблемы нет? И жертв домогательств тоже нет? 

Высшее руководство взялось за высшее образование.  

В России необходимо сокращать количество «вузов-пустышек», заявил в ходе заседания президиума Госсовета и Совета по науке и образованию президент России Владимир Путин. Чтобы «избавиться от подобных контор», надо «консолидировать ресурсный потенциал» учебных заведений, считает Путин, т.е. их объединять.

«Это вызвано необходимостью закрывать эти конторы «Рога и копыта», которые ничего не дают, кроме бумажки. Проблема в том, что, начиная примерно с 1991 по 2010 год у нас количество вузов и их филиалов выросло ровно в два раза, и значительная часть из них, надо признать, превратилась не в вузы, а в лаборатории по штамповке корочек», — сказал Путин в Нижнем Тагиле.

Закрывать их, безусловно, надо. Ежели по уму, то просто закрывать, а не присоединять к другим вузам, что способно только ухудшить приличный вуз, к которому присоединяют. Но закроют их вряд ли. Потому что вузы играют вовсе не ту роль, которую объявляют официально. Не для подготовки специалистов народного хозяйства они существуют. Если в вузы будет ходить в десять раз меньше молодёжи – народное хозяйство и не заметит. Сидеть в конторе или разносить пиццу можно с равным успехом и без «корочек».

Всякая, даже малая, правительственная инициатива вселяет надежды на возвращение к здравому смыслу. Слишком мы уж устали жить в токсичном тумане вымышленного мира.

Таким шагом явилась объявленная цель – сделать медицинское образование целевым. Чтобы люди учились не вообще, а для дальнейшей работы в больницах и поликлиниках, притом в тех, где они нужны. То есть распределение, то самое советское распределение молодых специалистов, происходит не в момент выпуска, а до начала учения. Это очень верно, и это нельзя не приветствовать. Понимаю, что осуществить это нелегко, но если взяться – то можно.

Уверена: если мы как страна намереваемся двигаться вперёд, надо распространить эту практику на всё без исключения высшее образование. Поступая в вуз, человек должен понимать, где он будет трудиться после выпуска.

Это трудно. Сделать мгновенно и за один сезон – нельзя. Однако надо понимать, в каком направлении двигаться. И двигаться – пускай медленно, но неуклонно. Образование должно стать целенаправленным.

Сегодня оно – беспочвенно, бесцельно и ни на что не направлено. Вернее, направлено на сбор денег с населения. А сбор осуществляется путём удовлетворения невротической потребности родителей что-то сделать для детей. Иначе я не могу объяснить, зачем небогатые люди оплачивают своим едва успевающим оболтусам обучение во всяких финансово-юридико-лингвистических университетах, которые очевидно не приведут ребёнка ни к каким заработкам.

Я давно пишу о том, что в нашем наробразе есть штука посильнее ЕГЭ в смысле разрушительности  – это разделение высшего образования на две части: бакалавриат и магистратуру. 

И вот – диво дивное: на этот вопрос обращено высочайшее внимание. Президент Владимир Путин усомнился в целесообразности разделения обучения на бакалавриат и магистратуру, в особенности применительно к подготовке школьных преподавателей по русскому языку, - сообщает РИА Новости.

Тут же и Вице-спикер Госдумы Ирина Яровая назвала эту систему «миной замедленного действия» и предложила  обсудить вопрос её необходимости в российских вузах.

Обсудить – да, надо. Но тут есть опасный подвох. Наша интеллигенция (любая – либеральная, патриотическая, всякая) имеет неистребимую, вековечную склонность к элементарным мыслям и простейшим слоганам. И очень не любит мысль сколько-нибудь сложную, неоднозначную, из которой прямо не вытекает «кто виноват?» и не следует элементарный слоган в стиле «Даёшь!» и «Долой!». Да, массовый человек везде и всюду мысли элементарно. Именно на него ориентируется агитпроп во всех странах мира. Но у нас неприятность состоит в том, что, похоже, так мыслит и та самая интеллигенция, которая должна по идее создавать смыслы и формировать адекватную картину мира в том числе и для принятия решений властью. На эту любовь к элементарным мыслям («карманным катехизисам») обращал внимание ещё Николай Бердяев в знаменитых «Вехах». 

В мои лета не должно сметь

Свое суждение иметь.

И вот общественное мненье!

А. С. Грибоедов

Полистала учебник английского для продвинутого уровня, изданный в Англии и употребляемый в том числе и у нас в высшей школе. Темы и сюжеты всё актуальные, горячие и шипучие, как блины на сковородке: ядерная и зелёная энергетика, глобальное потепление, смертная казнь, эвтаназия и, конечно же, угнетение женщин. И о каждом школяров просят высказать своё мнение.

Сегодня мнением простых людей, интересуются буквально все. Учителя выспрашивают у школяров, что они думают по вопросам, о которых те узнали хорошо если на прошлом уроке, а то и на нынешнем. Социологи домогаются у бабульки, каким государственным и общественным институтам она доверяет, и так до бесконечности. Мне кажется, скоро у детсадовцев будут спрашивать что-нибудь о климате или ювенальной юстиции. А что? Полвека назад никто б не поверил, что в ООН выступает нездоровая девчушка и говорит о мировых вопросах, и её слушают и вроде бы принимают всерьёз. А сегодня – пожалуйста. Так что никогда не говори «никогда»: может, в следующем поколении и детсадовцы будут продвигать свои драгоценные суждения.